Этель Лилиан Войнич: благодаря какой книге она стала классиком в чужой стране?

купить футболку я люблю Никиту 11 мая 1864 года, 145 лет назад, у супруги известного английского математика Джорджа Буля Мэри родилась последняя, пятая дочь. Последняя потому, что в этот радостный для семьи день мало кто мог предположить, что спустя полгода Джордж, едва отметив свое 49-летие, внезапно скончается от пневмонии.

Но это будет позже, а пока счастливая роженица решила назвать самую младшенькую двойным именем Этель Лилиан, очень надеясь, что девочка будет также прелестна, как цветущая лилия. Поэтому Этель ее в семье практически не называли, а только Лили...

Счастье, как я уже сказал, длилось очень недолго. Джордж Буль, член лондонского Королевского общества, почетный доктор Оксфордского и Дублинского университетов был очень неординарным человеком. Достаточно вспомнить один эпизод: как-то математический гений пришел в аудиторию задолго до начала лекции, и, повернувшись лицом к доске, углубился в размышления. Аудитория постепенно заполнялась студентами, которые вели себя очень тихо, чтобы не помешать профессору. Время шло, а Буль так и не повернулся. Время лекции закончилось, и студенты, крадучись, без звука покинули аудиторию. Когда Буль наконец «пришел» в себя, вокруг не было ни одной живой души. За обедом Джордж сказал Мэри: «Дорогая, сегодня произошло экстраординарное событие – никто из моих студентов не пришел на лекцию».

Безотцовщина...

Джордж Буль: и гений, и красавчик, от которого так легко потерять голову девушкам...

Он мог бы жить и жить. Но однажды, когда он спешил на занятия, пошел проливной дождь. За те полчаса, пока Джордж шел от дома к колледжу, он вымок до нитки. Ему бы переодеться, выпить горячего чаю, но профессор не хотел срывать лекцию. В результате – пневмония. У него был шанс спастись, но он из-за тех же лекций попытался перенести болезнь на ногах. Не вышло – смерть оказалась сильнее...

Мэри с пятью дочерьми осталась практически без средств к существованию. Даже несмотря на то, что была дочерью профессора греческого языка и до замужества носила знаменитую фамилию Эверест. Ее брат Джордж Эверест в это время возглавлял английское топографическое управление, в 1865 году, спустя несколько месяцев после смерти Буля, его именем была названа самая высокая вершина Земли. Но, во-первых, у брата было еще больше детей – шестеро, которых тоже нужно было кормить, а, во-вторых, он ненадолго пережил шурина, скончавшись в первый день декабря 1866 года.

Забегая вперед могу сказать, что несмотря на стесненные материальные условия, Мэри удалось не только вырастить дочерей, дать им прекрасное образование, но и вполне гордиться ими. Третья дочь – Алиса – была талантливым математиком, почетным доктором Гронингенского университета; четвертая, Люси, стала первой в Британии женщиной – профессором химии, на судьбе же Лилиан мы остановимся подробнее.

Девочка с трудным характером

Этель Лилиан Войнич (стоит вторая слева) с друзьями

Ее детство трудно назвать беззаботным. В восемь лет заболела рожей, от стыда чуть не ушла из жизни добровольно. Чуть позже мама отправила ее в деревню, к другому своему родному брату – управляющему шахтой. Тот вдоволь поиздевался над племянницей, воспитывая ее чересчур пуритански, едва вновь не доведя до самоубийства. Но одного он точно добился – Лилиан уверила себя в том, что Бога нет, раз он ей не помогает против зловредного дяди. Но сироту обидеть многие мастера...

В 18 лет девушка получила небольшое наследство и уехала в Берлин, где поступила в консерваторию по классу фортепиано. Она подавала надежды, и у преподавателей не было сомнений, что фрау Буль станет профессиональной пианисткой. Но едва она успела окончить консерваторию, как у нее обнаружился страшный недуг, минут через десять-пятнадцать после начала игры на музыкальном инструменте у нее сводило судорогой пальцы. О музыкальной карьере пришлось забыть...

Но еще до того, как отправиться в Берлин, Лилиан увлеклась революционными идеями. Тогда в далекой России «бушевала» «Народная воля», английская молодежь зачитывалась книгой «Подпольная Россия», которую написал революционер Степняк (более нам известный, как Степняк-Кравчинский), по сути террорист, прославившийся тем, что заколол кинжалом средь бела дня шефа жандармов Мезенцова. Долгое время он подпольно жил в Петербурге, а потом приехал в Лондон.

Революционый «гуру»

Даже взгляд выдает в Лилиан пылкую натуру

Юную восторженную Лилиан со Степняком и его супругой Фанни познакомила Шарлотта Вильсон, издательница журнала «Свобода». Чете Степняков «Булочка», как они называли Лилиан, очень понравилась. Она учила их английскому языку, они ее – русскому, потом уговорили съездить в Россию самой, чтобы посмотреть, что это за «варварская» страна. «Варварская» в понимании Мэри, которая очень не хотела отпускать младшую дочь именно в Россию. Она как чувствовала, что Степняк попытается использовать юную девочку...

Он и в самом деле снабдил ее адресами своих друзей, находящихся под присмотром полиции, и задержись Лилиан дольше в российской столице, не исключено, что и она сама могла попасть под подозрение. Но ее лондонские друзья написали письмо к своим знакомым, неким Веневитиновым, в Воронежскую губернию. Прибыв в имение, Лилиан вскоре убедилась, что попала в «гнездо» монархистов, что российский император приходится хозяину имения кумом, окрестив его ребенка. Едва ли не сразу после приезда дети возненавидели свою учительницу английского, она ответила им тем же, дворня над нею измывалась, как могла, называя прямо в глаза «аглицкой ведьмой».

«Стоит ли метать бисер перед свиньями?» – подумала отважная англичанка с душой революционерки, собрала нехитрый скарб и отправилась в Петербург. Здесь она поселилась у замужней сестры Фанни, которая была замужем за другим русским революционером, неким Василием Карауловым, который к тому же сидел в тюрьме. Его жена с сыном, прихватив Лилиан, отправились в Псковскую область в имение родителей Василия, где Прасковья отважно бросилась лечить крестьян, а английская гостья во всем ей помогала. Лилиан оказалась с весьма крепкими нервами, не боялась ни вида крови, ни гноящихся ран. Как же – ее «учитель» Степняк не раз подчеркивал, что революции рафинированные интеллигенты не нужны...

Спустя некоторое время состоялся суд над Карауловым. Он был сослан в Сибирь. Жена и сын последовали за ним. А Лилиан пришлось возвращаться в состоянии, близком к нервному шоку, в Англию. Депрессия была настолько мощной, что в Париже Лилиан даже не нашла в себе силы полюбоваться только что открытым чудом – Эйфелевой башней...

Вернувшись в Англию, Лилиан обнаружила, что у нее остались еще средства от наследства, так что она могла себе позволить вести вольный образ жизни, не работая. Единственной целью ее жизни стало добывание денег для гуру, пламенного русского революционера. Она так красочно расписывала нравы России и те лишения, какие претерпевают вынужденные эмигранты, что богатые лондонские обыватели не скупились на помощь. Кто-то наличными, кто-то чеками. При этом сама Лилиан не брала из этих денег ни цента...

Роман о себе любимом?

Не напоминают ли вам черты киношного Овода самого Джорджа Буля? Сына сапожника, ставшего математическим гением...

Это Степняк уговорил свою «зомби» сесть за написание романа. Он должен был быть посвящен, естественно, революционеру, которого не может сломить ни тюрьма, ни сума. Надо ли говорить, что прототипом главного героя стал именно Степняк. Все остальное добавило пылкое воображение Лилиан.

Однажды в дом, который снимали Степняки, постучали. На пороге стоял худой и оборванный человек, смертельно уставший. Оказалось, он привез Фанни привет от Прасковьи. Звали оборванца Вильфрид Войнич. Вскоре навязчивой идеей «гуру» стало желание во что бы то ни стало выдать замуж «Булочку» за Войнича. Испытывала ли чувство любви к революционеру сама Лили – так и остается загадкой. Скорее не к нему, а к его героическому прошлому. Она исправно заботилась о муже, как вдруг оказалось, что у него идейные расхождения со Степняком. Некоторое время Лилиан отстаивала мужа, а потом плюнула и на него, и на гуру, и отправилась в Италию дописывать роман, который назвала «Овод».

Черновые наброски удалось закончить в 1893 году, но главному герою – Степняку – не судьба была прочитать это произведение. Сначала у Лилиан не было денег на переписку (единственный экземпляр она даже гуру дать не решилась), а потом Степняк внезапно погиб, случайно попав под поезд...

И тут Лилан почувствовала, что ее роман будет скорее всего неинтересен кому-либо, кроме ее погибшего учителя. Так оно, по большому счету, и оказалось. На Западе роман практически неизвестен, зато в СССР был переведен на 23 языка и выдержал свыше 100 изданий общим тиражом более 4 млн. экземпляров.

Но до бурного всплеска интереса к роману было ой как далеко. В Англии тираж оказался не распроданным, в США, напротив, из-за удачной рекламы все экземпляры «размели» очень быстро. Друг погибшего Степняка, драматург Бернард Шоу, предложил Лилиан сделать на основе «Овода» пьесу. На премьере присутствовала и писательница. Говорят, после просмотра она сказала только одну фразу: «Лучше бы ничего не писала»...

И прах развеяли над парком...

Центральный парк Нью-Йорка. Именно над ним был развеян прах Э. Л. Войнич

Семейная жизнь с Войничем вскоре превратилась в муку. Она хотела видеть в нем героя, а его поразило стяжательство, он более ничего не хотел, чем стать добродушным буржуа, обязательно с пивным животиком. Они перебрались в США, где муж и скончался в 1930 году.

А Лилиан, обладавшая достаточно крепким здоровьем, жила еще долго. Она скончалась 28 июля 1960 года, на 97-м году жизни, в Нью-Йорке. Так как родные и близкие Лилиан к тому времени давно уже были в ином мире, она завещала развеять свой прах над Центральным парком Нью-Йорка. Местные власти не увидели в этом ничего необычного, все было исполнено так, как завещала покойная.

Самое интересное в этой истории, что многие советские школьники искренне считали, что Э.Л. Войнич – мужчина, итальянец, скончавшийся на Аппенинах в начале 30-х годов, иначе бы его, наверняка бы, уничтожил бы Муссолини. Точно так же считали и советские писатели, которые были очень удивлены, что Э. Л. Войнич – женщина, живет в Нью-Йорке и к своим 96 годам еще умеет сносно говорить по-русски.